Мир, в котором меня ждут. Ингрид - Екатерина Каптен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Красиво! – внезапно сказала Ингрид.
– Что красиво? Где? – Керуб огляделся по сторонам в поисках красоты.
– А, вам не видно, на спине ваши волосы и волосы Хельги смешались. Очень красиво. Ещё и в свете фонаря…
Керуб нёс на спине Хельгу, рядом шла Ингрид, они рассказывали друг другу то, что знали сами. Ингрид рассказала, что было с ней на земле, а Керуб – про передовую. Девочка узнала, что сфера прорвалась самым неожиданным образом, будто бы открылась сама, что из воинов погибли двенадцать человек, а ранения получили около сотни. Что до материка однозначно добрались какие-то кучки нечисти и впереди ещё год-другой разведки и зачистки… Рассказ Ингрид о том, что было с ней, ещё больше удивил Керуба. Ингрид было важно передать всё как можно точнее, чтобы во Дворце воспринимали произошедшее так, как было, а не так, как мог рассказать, например, Олег. Ингрид очень утешало, что всё же большинство поддерживало её.
– Утро начнётся рано, мне звонить через шесть часов. Ведите Хельгу спать. – Керуб опустил со спины Хельгу у самых дверей её комнаты и очень бережно поддержал под плечи. В личную комнату, конечно, он не вошёл, оставив медноволосую девочку на подругу.
А утром, которое наступило так быстро, что Ингрид не поняла, когда закончился вчерашний день, состоялось прощание с павшими. Весь Дворец спустился к воинскому кладбищу, где пар Диакирин готовился к поминальной молитве. Ингрид никогда ранее не была в этом месте. Она шла туда со своими друзьями – всеми, кроме Хельги, поскольку её снова рано вызвали в лазарет. Людей на кладбище стояло уже очень много, поскольку прибыли родственники и друзья погибших. Маленькая часовня не могла вместить всех желающих, а Храм на острове обычно не использовали для прощания с павшими, потому похоронная процессия проходила на улице.
Вопреки обилию людей не было томительного ожидания начала. Ингрид успела с грустью подумать, что, видимо, здесь организация похорон настолько привычное дело, что почти не занимает лишнего времени. Едва все собрались, как зазвучала печальная музыка на рожках и виолах, Княгиня и двор стояли чуть в стороне, готовясь к последней встрече павших. По дорожке между собравшимися старшие академисты несли гробы и ставили их на мраморные плиты, девушки за ними несли похоронные букеты цветов. Пар Диакирин начал прощальные молитвы. Некоторые он читал один, другие – на распев с хором, прося упокоения душ воинов. Потом наступило время прощания, когда длинной вереницей к гробам выстроились все собравшиеся. Первой прощалась Великая Княгиня в знак почтения от имени всего Междумирья, за ней – близкие погибших, потом двор и после остальные. Всего было приготовлено двенадцать могил.
Церемония затянулась надолго. Ингрид стояла где-то в конце очереди, тихо радуясь, что ей нет места в начале. В гробах же она увидела и юных, и зрелых, мужчин и женщин. Были и знакомые лица: Хоног Шестиногий – тренер по верховой езде, Ромей Каллиграф – второй преподаватель каллиграфии, один старший академист, два тренера с ристалища и стрельбищ, а также три рыцаря, один паладин и три служивых. Девочка плохо знала их всех, но она пыталась искренне приблизиться сердцем к каждому из почивших, благодаря их за отвагу, с которой они вышли на поле битвы.
Погребение всё длилось и длилось, самые близкие ходили от одной могилы к другой и плакали, кто сдержанно, а кто – с чувством и безутешно. Те, кто был свободен, отправились накрывать поминальные столы, и Ингрид была в их числе. Она помогала на кухне, к чему уже привыкла и что искренне полюбила. В середине приготовлений Ингрид спросила, будут ли обедать те, кто сейчас в лазарете, и её тут же отправили собрать обед для раненых и лекарей. Внезапно на помощь вызвался Олег. Ингрид съёжилась, поскольку он никогда не был настроен к ней дружелюбно. Олег же нагрузил на обеденную тележку супницу, кастрюли с картофелем и рыбными шницелями, большие кастрюли с киселём и компотом. Ингрид осталось нести лишь корзину с хлебом и кувшинчик с оливковым маслом. В пути Ингрид напряжённо молчала, Олег тоже был мрачным. Она ожидала от него новую порцию язвительных замечаний, однако он прокашлялся и сказал:
– Ингрид, прости.
Она удивлённо посмотрел на него.
– Да, я прошу прощения. Я оказался обманутым.
– Я тоже была обманутой… И поэтому я понимаю тебя.
Олегу явно было тяжело признаться в том, что он ошибся и зря давил на Ингрид, но он нашёл в себе силы сделать это.
– Надеюсь, ты не держишь на меня зла.
– Ну что ты, – сказала Ингрид, у неё отлегло на сердце.
– То есть ты не злишься?
– Нет.
– Совсем нет?
– Знаешь, Олег, что такое боль в почках? – внезапно спросила его Ингрид.
– Нет, ни разу не болело.
– Это примерно так же, как если про тебя врут. Ты лежишь на спине, она холодная и очень болит, и ты не можешь согреть её никак, и от этого болит ещё сильнее.
Ингрид сама не поняла, зачем она это ему сказала. Олег же решил, что это что-то очень глубокомысленное, с двойным дном, и поэтому задумался над её словами. Обеденная тележка катилась по полу весьма плавно, правда, стопка деревянных тарелок и столовые приборы в них позвякивали на неровностях. Между кухней и лазаретом не было лестниц, что облегчило дорогу.
В лазарете, разумеется, все обрадовались обеду. Ингрид раскладывала и раздавала еду, Олег вёз тележку между коек. Кто-то спал, кто-то молился, кто-то тихо беседовал с визитёрами. Хельга уже закончила оказывать экстренную помощь, но всё равно находилась на посту. Она лежала головой на столе и дремала, рядом сидел её отец, который приехал ночью. Он был очень рад видеть Ингрид и совершенно спокойно отправился разносить вместе с ними обед.
– Настоящий целитель – тот, в чьём присутствии уже становится легче, и если для этого надо принести кому-то еды или питья, я сделаю это, – сказал он Ингрид, когда она попыталась отговорить его от помощи. – Каждое доброе дело всегда усиливает вас. Многие достойные лекари стали целителями в первую очередь благодаря милосердию и участию к чужой боли, а не по своим редким талантам.
Ингрид решила запомнить эти слова, тем более, что она всегда ощущала то же самое какими-то тонкими фибрами души. Теперь её догадки были озвучены тем, кто это постиг на собственном опыте. Лазаретная снедь сильно отличалась от той больничной баланды, которой обычно кормят на земле. Всего тех, кто нуждался в лазарете, оказалось около полусотни, и ради них Кьярваль Фолькор примчался в ночи. Аскольд Кристгейр, отец Сольвей, в это время дежурил в другом лазарете – при монастыре, куда поступили оставшиеся раненые по распоряению капитана Харальда.
Пока хоронили погибших, Дзоолог (он тоже трудился всё это время непокладая рук в лазарете) и другие помощники отпросились попрощаться, а семья Лагуна осталась на дежурстве. Ингрид двигало в том числе и любопытство, поскольку она ни разу не видела раненых. Сейчас же ей стало несколько дурно. Одного вида неестественно вывернутого запястья ей хватило, чтобы у неё засосало под ложечкой. Кьярваль Фолькор же с предельным спокойствием и состраданием обходил лежащих на койках и протягивал им еду. Среди них было много знакомых, они здоровались с девочкой: например, Ханна Литера. Она бодрилась, хоть и выглядела слабой. У ножек её кровати сидел немой черноволосый мальчик и гладил мать по ноге.
Тут Ингрид, а она не особо всматривалась в лица тех, кому подавала тарелки, бросила взгляд на девушку, которая лежала на левом боку. Её лицо было вроде бы даже знакомым, но девочка не узнавала его из-за бледности и застывшего выражения. Она смотрела куда-то в пространство, почти не моргая, и не обращала внимания на людей вокруг. Одеяло на её правой руке как-то странно провисало чуть выше локтя.
Девочка протянула девушке тарелку с обедом, спрашивая глазами, будет ли она есть, но та даже не отреагировала. Тогда Ингрид оставила тарелку на тумбе возле койки и предложила
